Загадка как принцип

Название «Мистерия», которым Теодор Курентзис наградил ночной концерт 15 июня, можно отнести к большинству событий Дягилевского фестиваля 2021 года: все они — мистерии, священнодействия, исполненные загадочности и ритуальности. Как это происходит, отлично видно на примере «Мистерии» (18 +), программа которой состояла из произведений композиторов ХХ и XXI веков, в ряд которых удивительно органично вписалась старинная чакона.

Всё началось с Гарсиа Лорки. Его стихи по-испански экстатично выпевала чернокудрая девушка-сопрано, обращаясь то в зал, то к струнам препарированного рояля, а русский перевод появлялся на больших экранах как часть загадочного чёрно-белого видео, повествующего о взрослении, о пробуждении чувственности и столкновении с миром, полным угроз. То, что речь идёт о юном существе, о детстве, подтверждал второй солист — мальчик, обладатель чистого, свежего дисканта. Тревожная чувственность этой музыки ничуть не умалялась её эксцентричностью: состав инструментов был самый непривычный, так, среди солистов был скрипач Влад Песин, известный своим виртуозным умением играть на пиле; на ней-то он и играл.

Подобные сочинения всегда несут на себе оттенок аттракциона, но лучшим из них он вовсе не мешает говорить о серьёзном и печальном; в этой музыке тревога, надрыв и экстаз сочетались с детским восхищением природными, естественными звуками и с ненавязчивым юмором.

Дочитав до этого места, читатель вправе спросить: почему автор не обозначил ни названия композиции, ни автора, ни исполнителей? Дело в том, что «Мистерия» относится к концертам-«энигмам», столь любимым Теодором Курентзисом музыкальным загадкам, когда названия и имена раскрываются только после исполнения.

Всё действие происходило в полутьме, и свефтовая партитура концерта была виртуозна не меньше, чем самые рафинированные музыкальные произведения. После завершения каждой композиции место действия «выключалось», перемещения музыкантов происходили в полной темноте и тишине, затем «включалось» следующее место действия — в новой точке огромного помещения «Литеры А» на Заводе Шпагина.

Вторая композиция была сольной — флейта по-птичьи заливалась на скромно освещённом балкончике с фигурными литыми перилами (тут же вспомнилось, что подобными перильцами оформлены все лестницы и балконы на заводе, где был собственный литейный цех). В концерте появилось движение, драматургия и режиссура, которые были стопроцентно site specific: событие было создано исключительно для этого пространства, в котором использовалось каждое возвышение, каждый закуток. Программа концерта может быть повторена где угодно, но сам концерт — нет. Он одноразовый, из тех, что существуют только здесь и сейчас.

Между тем, концерт, казалось бы, отчётливо дрейфовал в сторону юмора и эксцентрики. Строгий, уморительно серьёзный септет исполнил композицию, написанную для… туалетной бумаги. Музыканты звучно и с неподдельным пафосом отрывали листочки от рулона, дёргали ими перед микрофонами, чтобы извлекать отрывистый, стучащий звук, дули в край бумаги — тогда звук был высокий, дребезжащий. Публика не знала, как реагировать: кто-то сдержанно хихикал, но большинство сделали вид, что ничего странного не происходит.

И тут программа совершила резкий поворот — зазвучала классика: чакона Генри Пёрселла для струнных и клавесина в исполнении оркестра под управлением Теодора Курентзиса. Эту музыку и этого автора нельзя было не узнать; в концерте как будто возникла передышка, специальное место, предназначенное для того, что можно назвать привычным, неподдельным, чистым; чтобы публика отдохнула от нового и расслабилась благодаря привычному.

Передышка была недолгой. Солистка хора MusicAeterna Екатерина Дондукова в сопровождении саксофона, рояля и ударных спела нечто, что можно назвать произведением экстремального вокала: бессловесный вокализ из отрывистых звуков, разбросанных по широчайшему высотному диапазону — временами казалось, что певица поёт самыми краями голосовых связок, вплотную подбираясь к ультразвуку. Выступление закончилось под истошный розовый стробоскоп — свет опять сыграл в унисон со звуком…

…И наступила полная тьма, в которой зазвучал кларнет. Лишь спустя несколько минут привыкшие к темноте зрительские глаза различили фигуру в белом — кларнетист стоят прямо посреди зала, посреди публики.

И вокализ, и соло кларнета были наполнены какой-то первобытной гармонией, природной грубостью, шаманской загадочностью. Они казались старше, чем чакона Пёрселла, но при этом были, без всякого сомнения, детищами новейшего времени.

За последние два номера программы меломаны были готовы особенно благодарить Теодора Курентзиса: это были произведения остинатного минимализма, исполненные музыкантами, которых пермяки особенно любят и чтят.

Песню о любви (пели по-английски) для трёх женских голосов в сопровождении альта, виолончели и перкуссии спели Елена Гурченко, Елена Подкасик и Альфия Хамидуллина из ансамбля MusicAeterna 4, который частенько выступает в Перми, в Частной филармонии «Триумф» и может похвастать армией преданных поклонников-пермяков. Голоса были птичьи, нет, скорее, ангельские, песня — знакомая, пожалуй, не менее, чем чакона Пёрселла, и очень просветлённая, несмотря на лёгкую минорность.

В завершение — оркестровое произведение для струнных с двумя солирующими скрипками (играли Афанасий Чупин и Евгений Субботин, которых зрители, разумеется, узнали), полнозвучие, гармоничность и внутренний огонь которого заставили вспомнить о музыке Филиппа Гласса, хотя это был, разумеется, не Гласс. Темпом, составом инструментов и настроением эта музыка перекликалась с Пёрселлом, который стал центром, фокусом конструкции концерта. Чёрно-белое видео с волнующими и провокативными образами закольцевало финал с началом программы.

Всё это происходило, натурально, на алтаре, точнее, на нескольких «алтарях» огромного длинного помещения, напоминающего собор. Публика превратилась в паству — большинство зрителей сидели на подушках прямо на полу и выглядели как коленопреклонённая толпа перед верховным жрецом и его службой.

Когда музыканты удалились (никто, разумеется, и не думал выходить на поклоны), заинтригованные зрители бросились разбирать программки. И всё разъяснилось.

Сочинение на стихи Гарсиа Лорки называется «Древние голоса детей». Его автор — патриарх современной музыки американец Джордж Крам, а исполнила испанская певица София Бургос.

Canzona для флейты соло — сочинение ещё одного мэтра и патриарха — Сальваторе Шаррино, а играл Игнат Хлобыстин.

«Бумажный» септет придумал молодой, но весьма известный композитор Франческо Филидеи, и называется композиция, — вы не поверите! — Love Story.

Елена Дондукова пела пьесу австрийца Бернарда Ланга Watchtower («Смотровая башня»).

Соната для кларнета — композиция пионера и пропагандиста современной музыки в Советском Союзе Эдисона Денисова. Играл Сергей Елецкий.

MusicAeterna 4 исполнили песню Дэвида Лэнга Just, и она не зря показалась знакомой: ведь она написана для фильма Паоло Соррентино «Молодость».

Наконец, главным сюрпризом и открытием концерта стало то, что финальную композицию под названием If I die… she said написал никакой не мэтр минимализма, а совсем молодой композитор, резидент Дома радио Андреас Мустукис.

Словом, программа концерта стала поводом для множества изумлений и почвой для размышлений. Прозвучавшая в «Литере А» музыка, какими бы разными ни были произведения и их авторы, была вся обо одном — о том, как много в мире удивительного, странного, будоражащего. Старинная классика здесь была свежа, будто вчера написана, а новейшая музыка будила спящие на генетическом уровне ощущения древнего человека, познающего новый для него мир.

Информация сайта «Новый компаньон»