Голоса и призраки

В Пермском театре оперы и балета ставят режиссёры, более известные работой в драматическом театре. Неудивительно, что заголовки премьер — известные, самые хитовые и раскрученные, неудивительно, что недавно поставленные оперы — и «Кармен» (18+), и «Дон Жуан» (18+), и «Иоланта» (12+) — уже были в репертуаре театра и практически его не покидали.

Здесь ставка не на оригинальный и редкий музыкальный материал, а на новые режиссёрские подходы и решения. «Иоланта» в этом смысле — очевидный выбор: где, как не в популярнейшей, очень прозрачной по смыслу, гуманистической и романтической опере Чайковского, проявиться режиссуре XXI века? Ведь «Иоланта» — это обязательно королевский бархат с лилиями, много цветов на сцене и массивные декорации с изображением неприступного замка. Могучий стереотип, которому постановщики нового времени просто обязаны что-то противопоставить.

Понятно, что в спектакле Марата Гацалова в Пермском театре оперы и балета ничего этого нет. Там вообще практически ничего нет! Пустота… но не тишина. Гацалов и художник-постановщик Ксения Перетрухина решили, конечно, не имитировать тот мир, в котором живёт слепая Иоланта, но приблизиться к нему: лишить сцену цвета, а зрителя — привычных визуальных опор, сосредоточиться на звуке — главном ориентире незрячего.

Всё, что на сцене, и все, кто на сцене, — белого цвета, то есть лишённые красок. Цвет здесь чрезвычайно редок и потому важен: единственный раз, когда героев охватывает страсть, сцена окрашивается красным, и в финале, когда Иоланта обретает зрение, появляется оранжевое солнце.

Одеты герои тоже в белое и в белые парики, при этом их одежда — странная, какая-то… приблизительная: Водемон в кроссовках, Роберт в шубе, привратник Бертран в жилетке с большими накладными карманами, кормилица — в уютной пижамке (художник по костюмам — Лёша Лобанов). Всё это больше подходит к характерам персонажей, чем к какой-то определённой историко-стилистической системе. Неудивительно, ведь Иоланта знает людей на слух и на ощупь: что-то она определила приблизительно, что-то дофантазировала.

Всё в спектакле сделано для того, чтобы зритель в зале ощутил нереальность, зыбкость существования в нереальном, зыбком, искусственно созданном мире. Однако эта важная режиссёрская идея, как и в недавнем «Дон Жуане» Моцарта, у Марата Гацалова не подкреплена сценическим действием. Герои на сцене просто поют, а если что-то и делают, то эти действия укладываются в рамки самых ветхих постановочных стандартов: так, король Рене, разумеется, встаёт на колени, когда взывает к Господу: «Коль грешен я, за что страдает ангел чистый?»

Выразительные средства постановки скупы, но точны: это, как уже было сказано, красная вспышка страсти, а также яркий вертикальный луч света — это свет знания, который озаряет Иоланту, когда рыцарь открывает ей «её несчастье» (художник по свету — Илья Пашнин). Совершенно в унисон со смыслом, заложенным авторами оперы — братьями Чайковскими, знание здесь толкуется как свет: лучше знать горькую правду, чем жить в сумраке неведения. Эффектно сделан финал: со сцены в зал бьёт ослепительный прожектор — это солнце, которое впервые видит Иоланта. Ей, конечно же, страшно и некомфортно, и зрителям тоже: контровой свет постепенно становится нестерпимым; хорошо, что сцена по-прежнему заполнена сценическим дымом, который отчасти рассеивает прямые лучи.

К сожалению, на премьере получилось далеко не идеально. Исполнительница титульной партии Зарина Абаева изо всех сил старалась петь тихо, как будто стремилась к тому, чтобы сдержанным вокалом подчеркнуть всю зыбкость и «безвоздушность» этого сценического мира. К сожалению, тихое пение не сочеталось с оркестром, который заглушал певицу, да и разобрать слова было трудно. Возможно, сценический дым способствовал тому, что исполнители как будто не слышали друг друга: динамическое несовпадение голосов, а также певцов и оркестра весьма удручало...

Если уж говорить об актёрских успехах, то Василий Ладюк, что называется, всех порвал в роли Роберта с его «Матильдой». Мастер есть мастер: вышел, спел свой, по сути, вставной номер, и сразу стало понятно, кто тут звезда. Какое пленительное диминуэндо в этом протяжном «о»: «Кто мо-о-о-о-ожет сравниться с Матильдой моей!» Зал с ума сошёл — взорвался овациями, послышались немыслимые посреди спектакля в Пермской опере настойчивые крики «Бис!» К сожалению, певец и оркестр помнили, что они в Перми, а не в Вероне, на легендарной Арене которой такое в порядке вещей, и Ладюк «Матильду» на «бис» петь не стал.